Записки философа

Я родился в самый расцвет «хрущевского атеизма» в 1961 году, год выхода человека в космос, эпоху наивных ожиданий «светлого будущего», надежд на освоение человеком жизни в космосе, контакты с другими внеземными цивилизациями. Это было время, когда «физики» были в почете, а «лирики в загоне». Вся эпоха 1960-ых гг., как рассказывали мне родители, была полна оптимизма в отличие от голодных 1930-1950-ых гг., пронизанных к тому же атмосферой страха. Шестидесятые же годы стали периодом оттепели, начала проникновения в СССР западной музыки и др. проявлений свободы, хотя и крайне ограниченной. Но в этот же период опять началось активное наступление на церковь, сам термин «церковь» подавался как нечто «темное», «отсталое», крайне реакционное. Вот в такое время довелось мне родиться, и с раннего детства жить в атмосфере квазидуховности.
Мои родители были инженерами на одном из крупных оборонных заводов г. Свердловска. Отец закончил Ленинградский военно-механический институт и Университет марксизма-ленинизма, был парторгом конструкторского бюро, ведущим конструктором. Он метался между двумя направлениями профессиональной карьеры: партийная работа, и совершенствование, как инженера-конструктора. Победило первое направление, и отец стал секретарем парткома предприятия, на котором работало почти 18 тысяч человек. Профессиональная партийная деятельность оказалась для отца неудачной и через несколько лет его отстранили от должности, и он стал рядовым заместителем начальника отдела. В дальнейшем он стал начальником службы технического контроля, главным инженером, но, уже на другом предприятии, и в другом городе, куда мы переехали через несколько лет после снятия отца с относительно высокой партийной должности.
Отец был убежденным атеистом, однако, как и мать крещенным в детстве. Бабушка, мать отца, была верующим человеком (как тогда говорили «темным»). Мы смеялись над ее верой. Не знаю, можно ли было назвать бабушку глубоко воцерковленным человеком, но она ходила в церковь на причастие раза 4-5 в год, пыталась соблюдать посты, дома прятала в своих узелках иконки. Вера сделала ее добрым человеком, ее все любили за добрую простоту и детскость души. Она умерла в 93 года на Пасху. Бабушка крестила мою сестру, когда та жила с ней в Орехово-Зуево. После того, как сестре исполнилось три года, они с бабушкой переехали к отцу в г. Свердловск, а там и я родился. Меня же крестить в детстве бабушке отец не разрешил, наверное, чтобы не иметь проблем в парткоме конструкторского бюро. Так и рос я не рожденным в Духе.
Воспитывали меня с детства, как дома, так и в школе, в духе атеизма, веры в победу коммунизма на земле, в рамках атеистического мировоззрения. Как сказал известный богослов А.И. Осипов, есть только два кардинальных мировоззрения: первое утверждает конечность человеческого бытия (атеистическое), второе – вечность человеческой жизни или примат Живота Вечного над относительной временной жизнью. Из первого мировоззрения производной естественной ценностью будет «жизнь во имя своих собственных, личных интересов». Разумный эгоизм Гельвеция (когда я плачу не об умершем друге, а о самом себе, что мне будет не с кем поговорить) вполне естественен для атеизма. Хотя и такая утилитарная этика подразумевает выход за пределы «наличного бытия», устремление в хоть какое-то, пусть близкое «потом. Поэтому, на мой взгляд, для атеистического мировоззрения будет более естественным мировоззрение короля Людовика XVI, который сказал: «После меня хоть потоп». Действительно: «Пей и веселись моя душа, пока я жив» или, - «живи здесь и сейчас». Ценности же веры в «светлое будущее», «жизни ради других», «коллективизм» явно противоречили атеистическому мировоззрению, и я не мог в глубине души воспринять атеистическое мировоззрение, и чувствовал его противоречие с пропагандируемыми в рамках «советского варианта атеизма» ценностями, хотя в «светлое будущее» человечества верил. Итак, не воспринимал я атеистическое мировоззрение, в котором абсолютна только материя, и та «постоянно течет и меняется», единственное, что в ней есть абсолютного, - это вечность бытия или, собственно бытие, а не существование.
Я искал другого мировоззрения, но, так как «мозги мне промыли» основательно, прежде всего, материалистическими воззрениями, то я вполне естественно стал склоняться к гилозоизму, говорящему о вечности и материальности мысли (можно думать, - души). В 18 лет я ухватился за репринтное издание по йоге Воронова, которое также было проникнуто отмеченным гилозоизмом. Судя по всему, Воронов не был знаком с философией йоги, да и не знал, что у каждой системы философии в Индии, своя йога, ведущая к освобождению. Я начал практиковать по чуть-чуть хатха-йогу.
Но, надо отметить, что практика моя не была глубока, и я больше стремился к философскому осознанию бытия. Философия – это рационально аргументированное мировоззрение, а мой падший, разорванный и не целостный разум был склонен только к рациональной аргументации и других форм мировоззрения (например, умозрение в красках, - иконопись) я тогда не принимал, не был к ним готов. Никакого сердца во мне не было, только сухой и холодный разум, как у доктора Фауста из Гете. Конечно, я был человек эмоциональным, но это скорее были не эмоции сердца, а горячка или холодность «воспаленного» или «опустошенного» разума.
Таким образом, поиски смысла жизни, абсолютной основы бытия привели меня к бессистемному изучению философии. Я читал все, что можно было найти в библиотеках. Читал философию, изучал теоретическую физику на дилетантском профанированном уровне (смешно, но пытался в физических теориях найти основу бытия), зачитывался произведениями классиков русской литературы, теми, прежде всего, которые не давались в школьной программе: Достоевский, Гоголь, Лесков, ранний Горький. Я становился то платоником, то скептиком и т.д.
В конце 1980-ых гг. появилась хорошая (не профанированная) литература по индийской философии (а я в то время приторговывал дефицитными книгами по психологии, философии и др.) и я основательно погрузился в изучение систем индийской философии, даже купил учебник санскрита и стал изучать его в шрифте «деванагари». К этому времени я уже был убежденным идеалистом, верил в бессмертие духовной основы человека, в духовные законы, но теистом назвать меня было нельзя, так как в Бога-Творца, я еще не верил. Теистичное мировоззрение только у исповедывающих первый член Символа Веры. А это христиане, мусульмане и иудеи.
Постепенно я уверовал в Творца, и даже в Христа, но у меня сформировалось четкое гностическое мировоззрение, то есть, я смотрел на материю и тело, как источники зла, от которого если не освободиться, то, по крайней мере, надо стремиться обуздать, подчинить духу. Правда, Господь не попустил моего полного падения в гностицизм, элементы «оптимизма и радости жизни» во мне еще присутствовали. Незадолго до своего крещения мне протестанты, которые в начале 1990-ых гг. наводнили «города и веси» территории бывшего СССР, дали почитать евангелие от Матфея. Я читал и зачитывался, читал и зачитывался! Что-то было в нем простое и истинное, что я в глубине души чувствовал, но не понимал разумом. Естественно, я попытался для себя истолковать евангелие от Матфея в своем гностическом ключе, исказить истину Христову теориями своего падшего разума. У меня сформировалось смутное желание креститься. Вот так Св. писание может поставить человека на путь к вере быстрее, чем вся философия и все «концепции современного естествознания».
Я познакомился со своей будущей женой и переехал к ней в Подмосковье. Собственно, домой, это моя историческая родина во многих поколениях. Здесь я крестился, мы обвенчались с женой, но воцерковляться не стал, то есть, я не участвовал в Евхаристии, так как не верил еще в реальность человеческой природы Христа, а при таком понимании причастие или бессмысленно, или просто символ! В целом я был христианином-гностиком, если можно считать гностиков христианами. Чтобы навести порядок в своей голове, я поступил заочно на философский факультет, где системно прошел всю философию от античной до русской религиозной. Так как я уже многое знал, учеба только углубила и систематизировала мои знания. Если оглянуться назад и посмотреть на вектор движения моего разума, то можно сказать, что это было постепенное в течение шести лет восхождение разума к истинам православной веры, выраженных в Никео-Константинопольском символе веры. Окончательное утверждение моего разума в истинах православной веры произошло после знакомства с русской религиозной философией, прежде всего, с духовно-академической школой, развивавшейся в семинариях и духовных академиях России. Это были труды прот. С. Булгакова, о. Павла Флоренского, проф. метафизики и логики КДА В.И. Несмелова, прот. В. Зеньковского и др. Я понял четко, что христианская философия, а такая есть, так назвал свой 3-томный труд прот. В. Зеньковский, преодолевает все противоречия дохристианской, «естественной», языческой философии, антиномии человеческого разума. С этого момента меня уже не интересовала философия, хотя я и уделял иногда ей внимание, и я перешел к изучению богословия, к сожалению, также бессистемному.
Но через какое-то время я вдруг осознал, что без участия в таинствах все эти движения разума являются не более чем сотрясением воздуха словами или мыслями. Я пошел, исповедался и причастился в Жегаловском храме. В это время мы переехали с женой в с. Гребнево, и я начал посещать Гребневский храм, участвуя в таинствах исповеди и Евхаристии. И здесь я благодарен строгости батюшки, который мне сразу и строго сказал, что на исповедь и причастие надо ходить как минимум один раз в месяц. Первое время я ходил на исповедь и причастие не реже раза в месяц, отчасти следуя указанному мне правилу и без истинного желания, но в последнее время я уже почувствовал необходимость причастия для себя. Это необъяснимо для меня разумом, я просто начал жить от причастия до причастия, то есть, Евхаристия постепенно становится центральным моментом моей жизни, хотя в целом до такого состояния Духа, мне, наверное, еще далеко.
Полностью мой разум еще не обрел покоя, да я думаю, и не обретет в этом мире. Но он стал более спокойным, почувствовал твердый фундамент под собой. С укреплением разума в истинах православной веры, я почувствовал, что во мне и сердце «маленькими шажками» стала просыпаться, а сердце и разум вместе стали двигаться друг к другу, хотя до встречи им еще ой как далеко!!!
Таким образом, я пришел ко Христу через медленное восхождение разума, а сердце долго еще оставалось «сухим», в какой-то степени «сухо» и сейчас. Хорошо или плохо прийти к Богу через разум, а, не наоборот, сначала уверовать, а потом начать познавать истины веры разумом? Не знаю! У меня не было другого пути, к сожалению! Не было его и у многих моих сверстников, рожденных и выросших в СССР. Я задал соответствующий вопрос в Интернете на православном ресурсе. Мне ответили из Нижегородской епархии следующее: «свт. Филарет Дроздов сказал: «Вера всегда должна начинаться в разуме, а укореняться в сердце». От себя могу только сказать, что вера Христова несет людям «истинный свет Разума», «просвещает разум Светом Христовым», и каждый христианин должен стремиться «осветить» свой разум истинами, выраженными в Св. Писании и Предании, тогда разум, «просвещенный Светом Христовым», укрепит вашу веру!!! Но лучше вначале уверовать «сердцем», на мой взгляд, а уже потом, в процессе воцерковления осветить веру разумом, но, ограничить его «верстовыми столбами», догматами православной веры. Конечно, такой путь доступен, прежде всего, тем, кто с раннего детства сердцем вошли в православие, хотя у каждого свой путь. Воцерковленные с молоком матери, также иногда уходят от церкви, что только свидетельствует о падшести человеческого состава. В варианте движения к Богу через разум, есть соблазн уклониться в ереси, как и было со мной, так как когда я прочитал историю церкви, то вдруг обнаружил, что все вариации христианства, которые раннее придумал мой «падший разум», являются давно известными и осужденными Церковью на Вселенских и Поместных соборах ереси!!!

Бомж Мишаня был бывшим вором-домушником, неоднократно побывавшим в местах не столь отдаленных. Родился в 1940 году, был чистокровный еврей. С младых лет связался со шпаньской жизнью, стал «слесарем»-вор-домушник. Первый раз сел в 1958 г., когда государство вело активное наступление на воровской мир, и выбор был такой: работать как мужик или сгинуть где-нибудь в Белом Лебеде. Да он и не был еще вором в законе, а был воровским пацаном 18 лет, да так вором в законе и не стал, а стал работать. При этом, хоть и мужик, но как вор в широком смысле (криминальная профессия), а не в узком (социальный статус) пользовался уважением и авторитетом, короче по понятиям был «козырным фраером».
Он обворовывал в период СССР квартиры граждан, у которых на лице было написано, что они – потенциальные клиенты ОБХСС (его воровская биография протекала в период «застоя»). Благодаря «классовой солидарности» и, наверное, зависти к расхитителям народного имущества и спекулянтам, народный суд снисходительно относился к Мишане, и он получал относительно небольшие сроки. Имел 5 ходок и 6 судимостей, одну во время колонии, за нанесение телесных повреждений, благо 3 из 4 отсидел, получил еще 3,5 по совокупности приговоров.
В период предпоследней ходки, умерла мать, Мишаню выписали из квартиры, а в двухкомнатную квартиру в сталинском доме вселился единственный родной брат с женой, сдавая при этом свою «хрущевку» за деньги. Мишаню он даже на порог не пустил. Сказал «Пшел вон отсюда зэчара». Это родной брат, причем еврей, что меня удивило, это не соответствовало их поведению, ведь я вырос среди евреев, во дворе было только два не еврея, включая меня.
Так Мишаня стал бомжом. Он был малопьющим бомжом, лично я его ни разу пьяным не видел. Обычно он пил портвейн 18 оборотов из кружки прихлёбывая, как и чифирь, но чифирь любил больше, однозначно, больше.
Как – то я подарил ему поношенный свитер из козьей шерсти, чему он был несказанно рад. Он пригласил меня чифирнуть, и поговорить за жизнь. Мы сидели в заброшенной кочегарке, чифирили, курили самокрутки с махоркой. Разговор зашел о Боге. Мишаня сказал, что в Бога не верит, другие пусть верят, а он нет. Я спросил: «Почему?» Мишаня ответил, что у него позади ад, сейчас ад, и впереди ад, и что лучше, чтобы со смертью все кончилось, подохнуть навсегда- самый лучший исход!.
А, я за год-полтора до этого первый раз в жизни прочитал Евангелие, и хотел что-то сказать Мишане о Христе, но….прикусил язык. Мы молча сидели, курили, мыслей не было никаких! Скоро жизнь моя наладилась, я крестился и т.д. т.п. Мишаню я больше не видел. Где и как он сгинул?!
А что Вы бы ответили бы Мишане бы на его рассуждения?

ПРЕПОДАВАНИЕ И РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФИИ В РОССИЙСКИХ ДУХОВНЫХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ В XIX ВЕКЕ

Аннотация

В статье характеризуется уровень преподавания и развития философии в духовной школе России в ХΙХ веке. Отмечается, что философия преподавалась не только в духовных академиях, но и в семинариях, и по довольно широкой программе, причем они были единственным типом средней школы со значительным философским элементом в обучении. В статье делается краткий экскурс в объем философских дисциплин, преподаваемых в духовных академиях ХΙХ века, кратко рассматриваются программы психологии и логики, делается акцент на том, что, на наш взгляд, объем преподавания философских дисциплин в современной духовной школе по сравнению с ХΙХ веком является недостаточным.
Отмечается, что философия в духовных школах России не сводилась только к трансляции истории философии, так как, на кафедрах философии духовных академий Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Казани активно развивается философский дискурс, в результате которого сформировалась русская духовно-академическая школа философии. Отмечается недостаточность (или полное отсутствие) освещения данной философской школы в современных учебных пособиях по истории философии.

Ключевые слова: философия, академическая философия, философская теология, история философии, метафизика, психология, логика, духовно-академическая школа философии, духовная академия, семинария.


В начале XIX века в России сложилась довольно сложная ситуация со светской академической философией. В 1821 году чтение лекций по философии в Московском университете прекращается. Было запрещено преподавание теории познания, метафизики, нравоучительной философии и истории философии. Известно высказывание министра народного просвещения князя С.А. Ширинского-Шихматова: «Польза от философии весьма сомнительна, а вред возможен». Был закрыт философский факультет, первый факультет Московского университета. В 1863 году была восстановлена кафедра философии в рамках юридического факультета, которая занималась преимущественно философией права, и только в 1906 году на историко-филологическом факультете организуется группа философских наук и курс по истории новой философии.
Но, интерес к философии в русском обществе сохранялся. В 20-е-30-е годы XIX века вся общественная атмосфера была пронизана философскими идеями, увлечением немецкой классической философией. Особой популярностью пользовалась шеллигианство, на наш взгляд, в связи с тем, что Шеллинг «пытался переориентировать философию на религию (поставив в центр мироздания, не «чистый разум», а Бога»). Однако, отсутствие возможности получить светское академическое философское образование, с одной стороны, и большой интерес к ней, с другой, приводили к тому, что светская философия развивалась преимущественно на «любительском» уровне, и получить светское академическое философское образование было возможно только в одном из заграничных университетов.
Стоит отметить, что при значительном «прессинге» светской академической философии со стороны правительства, преподавание философии в духовных учебных заведениях поощрялось и осуществлялось на довольно высоком уровне. Философия преподавалась не только в академиях, но и в семинариях, и по довольно широкой программе. Это был единственный тип средней школы с серьезным развитием философского элемента. Как сказал в своей работе прот. Г. Флоровский «Пути русского богословия»: «именно в церковной школе начинается русское любомудрие; и русское богословское сознание проводится через умозрительный искус, пробуждается от наивного сна...».
Философия в духовных учебных заведениях преподавалась в дискурсивном духе, и свт. Филарет Московский требовал «при испытании наблю¬дать, чтобы испытуемые отвечали из ума и знания, а не слепо из учебной книги или записок». Конечно, развитие философии в духовной школе определялось, прежде всего, их церковной задачей, что стесняло философскую мысль, но уже в XIX веке начинается творческое философское движение в духовных школах. Устав 1814-го года предлагал уже в семинариях требовать от учеников анализа философских размышлений представителей различных философских школ. Преподавателям рекомендовалось не давать ученикам слишком подробных записок, отягощающих память и не оставляющих места для самостоятельного развития творческого мышления. В письменных «задачках» или сочинениях, прежде всего, и требовалось «рассуждать», а не излагать знакомую информацию. Устав академии 1814 г. предписывал уже в духовных семинариях разбирать с учениками споры и дискуссии славнейших философов, дабы «дать им понятие про истинный дух философии,... приучить их к философским исследованиям и познакомить с наилучшими методами таких изысканий».
Конечно, академический Устав подчинял философию Откровению, но, это было скорее требование внутренней «иллюминации» или просветления ра¬зума Светом Христовым, чем ограничение самодеятельности философской спекулятивной мысли. Преподавателю философии напоминалось о необходимости поиска «света высшей философии» в христианском учении. И в то же время философия Платона и платоников в том же Уставе характеризовалась как наиболее близкая «истинной философии» и рекомендовалось уделять больше внимания последователям Платона, как в древних, так и современных. Достаточно много времени уделялось изучению философии Аристотеля. Таким образом, история философии изучалась довольно подробно, но в «свете Откровения».
В академиях за ХIХ век сложилась своя философская традиция. Сформировалась обстановка философской наблюдательности и свободы, что отражалось и на, собственно, богословской работе. Таким образом, в духовной школе закладывались основания для систематической философской культуры в России. О высоком уровне академической философской подготовки студентов духовных академий и учащихся семинарий свидетельствует пример, приводимый прот. Г. Флоровским:
«Когда Станкевич начинал изучать Канта, он мечтал о семинаристе...Ка¬кое мучительное положение! Читаешь, перечитываешь, лома¬ешь голову, — нет нейдет! Бросишь, идешь гулять, го¬лове тяжело, мучит и оскорбленное самолюбие, видишь, что все твои мечты, все жаркие обеты должны погибнуть... Я начал искать какого-нибудь профессора семинарии, какого-нибудь священника, который бы помог, объяснил мне непонятное в Канте. Тем более, что это непонятно не по глубине своей, а просто от незнания некоторых психологических фактов, давно признанных и знакомых, может быть, всякому порядочному семинаристу, — а мы, люди, воспламененные идеями, путаемся и падаем на каждом шагу от того, что не мучились в школах» (из письма к М. Бакунину от 7-го ноября 1835-го года)...».
Рассмотрим объем философских дисциплин, преподаваемых в духовных академиях России в ХIX веке. Преподавались метафизика (в состав курса входила и гносеология), логика, история философии, психология, нравственная философия, то есть, практический весь объем философских дисциплин, за исключением философии права. В настоящее время можно выделить 9 философских специализаций (в соответствии с паспортами специальностей научных работников), а преподаются в МДА всего 4 философских дисциплины: философия, история философии, философия религии и философия ХХ века. На чтение философии (базовый курс) в академическом расписании в духовной академии в XIX веке отводилось 10 часов в неделю, не считая дополнительных специализаций, сейчас в МДА весь курс философии - 96 часов. Таким образом, программа философии, с учетом развития и дифференциации философии, несомненно, была объемнее, чем в настоящее время.
Кратко рассмотрим программы психологии и логики в духовных академиях XIX века. Приоритетное значение придавалось тогда психологии, которая на тот момент была философской спекулятивной дисциплиной, а не опытно-экспериментальной, как сейчас. Программа состояла из четырех отделений:
• Учение о душе человеческой;
• О способностях души;
• О состояниях, в каких может находиться душа в настоящей жизни;
• Учение о назначении души.
Как отмечал прот. Александр Гайновский в своей рецензии на программу психологии: «…Как видно из программы, она носит авторский характер и несколько шире, чем было принято, но при этом в программе доминирует кардиочуственная направленность…». Прот. А. Грановский отмечает недостаточность знаний из опытной психологии, которая уже начала формироваться. Таким образом, рекомендовалось в программе обращаться и к новейшим научным исследованиям. Учитывать «выделение» из философии новых научных дисциплин.
Программа логики, составленная прот. Скворцовым включала:
• Историю логики;
• Теорию мышления,
• Теорию познания,
• Методологию или Логику прикладную.
Философия в духовных школах России не сводилась только к трансляции истории философии, на кафедрах духовных академий Санкт-Петербурга, Москвы, Киева Казани активно развивался философский дискурс, результатом которого стала русская духовно-академическая школа философии, философская традиция в которой была близка философии в западноевропейских средневековых университетах. Большое значение в развитии философского дискурса в русской духовной школе сыграла Киевская академия. Это четко отразил в своей работе «История русской философии» прот. В. Зеньковский: «…первое заявление о свободе мысли, о внутренней силе, присущей мысли, исходит от московского учёного XVIII века Феофилакта Лопатинского, питомца Киевской Академии. Не только формальная философская культура развивалась постепенно благодаря Киевской Академии, но, несомненно, зарождались и творческие замыслы... Москва жадно впитывала в себя всё, чем была богата Украина...». Православная догматика, и святоотеческая литература, с одной стороны, создавали ограничения и основные направления размышления, а, с другой, школы и течения западноевропейской философии, позволяли выбирать различные вариации построения «христианской философии». В связи, с чем философскую духовно-академическую школу можно охарактеризовать как философскую теологию. Философская теология – это философия в «свете Откровения». Как говорил проф. Кудрявцев-Платонов «свет Откровения не уничтожает самодеятельности человеческого разума, не ослепляет человека, а делает более ясным его зрение».
В рамках духовных академий сформировалось творчество таких известных русских философов, как: Ф.А. Голубинского, Ф.Ф. Сидонского, И.М. Скворцова, В.Н. Карпова, П.Д. Юркевича, В.Д. Кудрявцева-Платонова, В.И. Несмелова и др. Стоит отметить, что в современных учебниках по истории русской философии русская духовно-академическая школа философии или не освещается совсем или освещается крайне не достаточно. Пожалуй, только в трехтомной работе прот. В.В. Зеньковского представителям духовно-академической школы уделено достаточно много внимания. Удивляет, что в курсе лекций ПСТГУ «Введение в русскую религиозную философию» В.И. Василенко (стоит, отметить достаточно подробно освещающем развитие русской религиозной философии) духовно-академической школе также не уделяется внимания.

Хочется спать, спать, спать....
Как я люблю вечер, ночь и не люблю утро, день!
Что день грядущий нам готовит.
Живу постоянно с чувством, что ничего хорошего!
Поэтому в голову пришли корявые не по рифме стихи:

Моя душа стремится
В лоно!
В Дом Блага, Красоты
И Совершенства!
В мир вечных, истинных идей!

В тот мир,
Который в со-творении,
А не в борьбе живёт!

Увы! Его я вижу только
В грёзах сна!
А жизнь берёт свои права,
Я просыпаюсь!

И снова вижу всю
Отвратность мира бытия!
В нём криво всё,
Материальность даже
Свойство Кривизны!
И всё переплелось в
борьбе за место для себя!

Уснуть бы вечным сном!
И видеть только эти сны!
И может быть те грёзы сна
Вдруг стали б явью бытия!

1.1. Рациональность и научная рациональность

Проблема рациональности в философии науки, эпистемологии и гносеологии является дискурсивной. Первый вопрос заключается в выделении характеристик рационального знания и его отличий от иррационального знания. Любое реальное, конкретное знание содержит в себе элементы рационального и иррационального знания. Поэтому выделение рационального знания является идеализацией. Но гносеологические характеристики рационального знания довольно чёткие. Можно рассмотреть их. При их формально-логическом анализе характеристики рационального знания оказываются вполне определёнными.
Рациональное знание должно быть понятийно выразимым. Понятия в рациональном знании обладают большей степенью абстрактности и меньшей степенью наглядно-образной чувственности. В идеале из рационального знания должны быть устранены элементы наглядно-образной чувственности. Но такое вряд ли возможно. В любом рациональном знании (в понятиях) всегда присутствует «скрытая наглядно-чувственная образность».
Рациональное знание должно быть логически определённым. То есть, оно должно соответствовать логическим законам тождества, непротиворечивости, и исключения третьего. Но при изучении сложных структур, таких как общество и человек, основной закон логики – тождество, не всегда возможно соблюдать. Поэтому в рациональном социогуманитарном знании всегда присутствует некоторая неопределённость, понятия эквивалентны, символичны, а не тождественны. Тем не менее, по степени определённости понятий, мы судим о степени рациональности знания. Рациональное знание должно оперировать высказываниями, а не суждениями. А высказывание в отличии от суждения всегда может быть интерпретировано на истинность и ложность, определяемые структурой используемого языка.
Рациональное знание логически обоснованно. Оно является результатом логических умозаключений, рассуждений. Соответственно, оно дискурсивно и открыто для критики. Но в отличие от научного рационального знания не всегда может быть фальсифицировано логическими или эмпирическими методами.
По логическому объёму понятие научной рациональности меньше чем понятие рациональности и входит в его объём. Не всякое рациональное знание является научным.
«Необходимо подчеркнуть, что рациональное мышление (и рациональное знание) - более широкое понятие, чем научное знание. Хотя всякое научное знание рационально, не всякое рациональное знание научно. Многие пласты обыденного и философского знания – рациональны, но не научны. Научная рациональность – это, так сказать, «усиленная» рациональность».
Какие же характеристики научного знания делают его «усиленной» рациональности. Прежде всего, - объектная предметность. В любом научном знании определён объект и предмет. Изучение любой дисциплины в учебном курсе всегда начинается с однозначного определения объекта и предмета соответствующего научного знания. В отличии от философии, в которой отсутствует однозначность в отношении объекта и предмета знания, любая наука только тогда становится наукой, когда однозначно определяет свой объект и предмет.
Любое научное знание должно быть проверяемым эмпирически или аналитически. Необходимо добавить такую важную черту научного знания, выделенную К.Поппером, как, - фальсифицируемость научного знания.
Фальсифицируемость научного знания позволяет опровергать и менять научные гипотезы. Рациональность науки есть методическое движение от одних научных гипотез к другим, оправдываемое теми достоинствами, которые приобретают научные гипотезы, по мере того как им удаётся сопротивляться опровержениям.
Все вышеотмеченные основания научной рациональности являются идеалом научного знания, условным выделением его из рационального знания по критериям научности. Подобные абсолютные критерии только указывают направление при формировании научного знания. Реальное научное знание никогда не соответствует им полностью.
При выделении идеальных типов научной рациональности основным критерием является объектность и предметность (онтологические характеристики знания), хотя учитываются и гноселогическая и праксеологическая составляющие.

1.2. Логико-математическая научная рациональность

Логико-математическая научная рациональность характеризуется идеальной предметностью. Предметом исследования являются идеальные объекты, которые могут быть только эквивалентны, но не тождественны реальной действительности.
Логико-математическая научная рациональность характеризуется строгой однозначностью. Только математика и логика оперируют чёткими, однозначными терминами.
Логико-математическая научная рациональность характеризуется аналитической верефицируемостью, а не эмпирической. Любое научное знание с доминированием научной логико-математической рациональностью может быть фальсифицировано только аналитически. Подобный вопрос встал перед К. Поппером, так многие разделы современного естествознания не подлежат эмпирической верефицируемости и в них отсутствуют позитивные основания.
«Я утверждаю, что мы не можем дать нашим теориям и верованиям какое-либо позитивное основание. Иными словами, мы не можем найти какие-либо позитивные основания тому, чтобы считать наши теории истинными. Более того, я утверждаю, что вера в то, что мы можем найти такие основания, и что нам следует их искать, не является сама по себе ни рациональной, ни истинной».
Логико-математическая научная рациональность конструктивна в построении теории. В основе любой теории, построенной по принципам логико-математической научной рациональности, лежат исходные условные элементы (аксиомы). Из этих высказываний, которые условно считаются истинными, строятся по законам языка, принятого в данной теории, другие высказывания на основе умозаключений.
С праксеологической точки зрения логико-математическая научная рациональность обладает опосредованной практической применимостью. То есть, научные результаты возможно применить в практике только через опосредование в других типах научной рациональности.

1.2. Естественнонаучная рациональность

Данный тип научной рациональности характеризуется эмпирической предметностью. То есть, объектом и предметом в данном типе научной рациональности являются эмпирические объекты и предметы. С развитием науки в современном естествознании объект и предмет всё чаще становится идеальным, какими они были в античной и средневековой науке. Но в естественнонаучной рациональности присутствует однозначная эмпирическая интенция в познании.
«Прежде чем человечество созрело для науки, охватывающей действительность, необходимо было фундаментальное достижение, которое не было достоянием философии до Кеплера и Галилея. Чисто логическое мышление не могло принести нам никакого знание эмпирического мира. Именно потому, что Галилей сознавал это, и особенно потому, что он внушал эту истину учённым, он является отцом современной физики и, фактически, современного естествознания вообще».
Естественнонаучной рациональности характерна наблюдательно-экспериментальная однозначность. В ней не существуют однозначные аксиомы. Они постоянно корректируются в результате производимой эмпирической верификации. Так, постулаты относительности движения Галилея были скорректированы в специальной теории относительности Энштейна на основании эмпирических опытов Майкельсона и Физо. Логическая доказательность в данном типе научной рациональности постоянно корректируется эмпирической верифицируемостью. То есть, логическая доказательность в данном типе научной рациональности является частичной. Фальствикация основывается на также на эмпирической верцивицируемости.
Практическая предметность также, как и в логико-математической рациональности, опосредуется через инженерно-технологическую и социально-гуманитарную рациональности.
Соответственно можно сказать, что научная рациональность проходит в своём историческом бытии сначала через доминирование логико-математической рациональности и естественнонаучной рациональности, а затем, в научное знание включаются инженерно-технологическая и социально-гуманитраная научные рациональности.
В данном вопросе нельзя путать понятия инженерно-технологической и социально-гуманитарной рациональности и соответствующие типы научной рациональности. Эти типы общей рациональности возникают гораздо раньше, чем соответствующие типы научной рациональности.

1.3. Инженерно-технологическая научная рациональность

Инженерно-технологическая рациональность характеризуется «вещной» предметностью. Объект и предмет связаны с формированием «искусственной» природы. Объектность и предметность научной инженерно-технологической рациональности являются модификациями других типов научной рациональности. В современном научном знании инженерно-технологическая рациональность часто становится модификацией социально-технологической научной рациональности.
По своим гносеологическим характеристикам инженерно-технологическая рациональность – эмпирически системна и проверяема. Любое знание в данном типе научной рациональности проверяется в эмпирическом опыте с учётом прагматической полезности.
С пракселогической точки зрения данный тип научной рациональности сугубо практичен. Общий тип такой рациональности является древнейшим, но как тип научной рациональности, он возникает только в 19-20 веке. Современное научное знание оценивается по критериям инженерно-технологической рациональности на уровень его практической применимости.

1.4. Социально-гуманитарная рациональность

Социально-гуманитарная рациональность характеризуется социально-ценностной предметностью. Так как социальные ценности не однозначны, то можно говорить об эквивалентной, а не о тождественной однозначности понятий в данном типе научной рациональности. Соответственно, важным в данном типе научного знания является герменевтический метод познания.
Данному типу научной рациональности свойственна рефлексивность научного знания, поэтому знание близко по своим характеристикам философскому знанию.
Данный тип научного знания характеризуется целостностью. То есть, объект внутри структуры и вне её является самотождественным. Поэтому можно говорить о структурности социально-гуманитарного знания, а не о системности. На него распространяется принцип парадокса Энштейна – Подольского-Розена, характеризующий гносеологические особенности поведения элементарных частиц.
Данный тип научного знания фальсифицируется эмпирически через социальный эксперимент (наблюдение) и аналитически.
Данный тип научного знания характеризуется опосредованной адаптивной полезностью. Полезность определяется через адаптацию социальной системы к вешним факторам, с учётом основных моделей, созданных в данном типе научного знания

Все нарушения (отклонения) в психике психиатры делят на психотические и не психотические. Психотические это группа серьезных заболеваний, которые воздействуют на разум. Эти заболевания изменяют способность личности четко мыслить, делать правильные суждения, реагировать эмоционально, эффективно общаться, понимать реальность и вести себя адекватно.
Не психотические расстройства характеризуются, главным образом, психологическими явлениями, свойственными и здоровым людям: колебания настроения, страхи, тревога, нарушениях сна, навязчивые мысли, сомнения, нервозность, унылость и т.п., но в ярко выраженной, усиленной степени, что мешает человеку адекватно вести себя в окружающей действительности. Эти расстройства приносят страдания как самим страдающим, так и их близким, причем «больной» критически осознает свое состояние, но…..ничего с собой поделать не может. Ему говорят: «Ты чего распустился (ась), возьми себя в руки!»…..а он бы рад, да ничего не получается.
Если удельный вес лиц с психотическими расстройствами в социуме постоянен и на него не влияет состояние социума, социально-экономическая обстановка, то не психотические расстройства имеют тесную связь с состоянием окружающей социальной среды. Считается, что лиц с не психотическими расстройствами (их называют неврозами) в мире почти 15%, некоторые эксперты доводят это число до 20% от населения.
Для понимания отличий первых и вторых, вспоминаю лекцию по биоэтике прот. Коломейцева (излагаю своими словами): «Псих действует абсолютно правильно и логично в искаженно, неправильно воспринимаемой действительности. Ему кажется, что начал рушиться дом, и он выпрыгивает с третьего этажа, ломает ногу, и быстро отползает в сторону. Абсолютно правильные действия! Невротик же правильно воспринимает окружающую действительность, себя, но действует глупо, истерично. Например, при пожаре, вместо того, чтобы вызвать пожарников, он начинает бегать кругами в своеобразном истерическом порыве…..».
Невротик понимает, что делает глупость, что его состояние смешно и приносит ему только страдания, но справиться с ним сам не может!!! Не помогают ни глубокие вдохи, ни глицин, ни афабозол. Надо учитывать, что неврозы часто следствия соматических состояний, и, наоборот. Например, диабет формирует нервозность, гневливость, депрессивность; алкоголизм в периоды ремиссии формирует раздраженность, непоседливость, нервозность…..Поэтому немощи тела не улучшают психику, человек целостен. Посмотрите, как часто меняется психика у стариков, но в то же время обратите, насколько психические крепче старики и старушки, постоянно посещающие церковь, и старающиеся непрестанно быть в Боге, в Иисусе Христе, участвующие в таинства, регулярно причащающиеся. При этом их ровесницы 72-73 лет бегают по тренажерным залам, салонам красоты, пытаясь сохранить увядающую телесную молодость. Церковные бабушки часто выглядит старше, но душа их крепче.
Избавиться от не психотических расстройств без Бога самому нельзя, это –пустая трата душевных сил. Лучше обратиться к Богу, и Бог исцелит и душу и тело невротика: «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».
Все остальные средства – это припарки, дополнительная помощь в лечении не психотических расстройств, часто воспринимаемые как главные, ничего не дают, а если и дают, то следствие их-гордыня.