«Прощай, мой друг. Я буду к тебе писать про страну чудес — Восток. Меня утешают словами Наполеона: «Les grands noms se font à l’Orient» (Великие имена создаются на Востоке)».
Из письма Лермонтова Раевскому, 1837
«С тех пор, как выехал, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладных, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по черкески, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское. <…> Для меня горный воздух — бальзам; хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит — ничего не надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь на горы.
Из письма Лермонтова Раевскому, 1837
«Начал изучать татарский язык, который здесь, вообще в Азии, необходим, как Французский в Европе…»
«Что за театр! Об этом стоит рассказать: смотришь на сцену — и ничего не видишь, ибо перед носом стоят сальные свечи, от которых глаза лопаются; смотришь назад — ничего не видишь, потому что темно; смотришь направо — ничего не видишь, потому что ничего нет; смотришь налево — и видишь в ложе полицмейстера. <…> Раз, по личной ненависти, он его так хватил смычком, что тот обернулся и хотел пустить в него скрипкой, но в эту минуту кларнет дернул его за фалды, и капельмейстер упал навзничь головой прямо в барабан и проломил кожу; но в азарте вскочил и хотел продолжать бой, и что же! о, ужас! на голове его вместо кивера торчит барабан. Публика была в восторге, занавес опустили, а оркестр отправили на съезжую».
Из письма Лермонтова к Лопухину, 1840
«Я вошел во вкус войны и уверен, что для человека, который привык к сильным ощущениям этого банка, мало найдется удовольствий, которые бы не показались приторными. Только скучно то, что-либо так жарко, что насилу ходишь, либо так холодно, что дрожь пробирает, либо есть нечего, либо денег нет, — именно что со мною теперь. Я прожил все, а из дому не присылают».
Из письма Лермонтова к Лопухину, 1840
«Мне тебе нечего много писать: жизнь наша здесь вне войны однообразна, а описывать экспедиции не велят. Ты видишь, как я покорен законам. Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем. Варвара Александровна будет зевать за пяльцами и, наконец, уснет от моего рассказа, а тебя вызовет в другую комнату управитель, и я останусь один и буду доканчивать свою историю твоему сыну, который сделает мне кака на колена…»
Из письма Лермонтова к Лопухину, 1840
Источник:-портал ,,Дилетант,,