90 лет из жизни разведчика

Обещанная статья про железный характер Нины Николаевны Евдокимовой.
..........................................................................


- Я деревню не люблю, - категорически заявляет Н.Н. – Что мы там хорошего видели? Нас 11 человек в семье было - братьев трое, а остальные мы, девчонки. Не могу сказать, что голодали, но это не потому, что в колхозе заработать можно было, а потому, что папа главным судьёй в Раменском служил. С маузером на боку ходил… А как же – пока от Раменского в нашу деревню за Бронницы доедешь – мало ли какую беду повстречаешь? Особенно по тем небезопасным временам… А мама за весь свой беспорочный колхозный труд всего семь рублей пенсии получила. Поэтому вопрос стоял передо мной не так: «Остаться в  деревне или ехать в город работать?», а вот этак: «Как бы побыстрее в город вырваться?» Ведь не отпускали из колхоза!  Но как только семилетку закончила, папа подсобил – переправил в Москву к сестре, она уже здесь, в Измайлове, с семьей жила. 14лет мне было. Вот с тех самых пор, с 1935 года, я в Измайлове обитаю.
Только это место тогда вовсе не Измайлово называлось, а поселок НКС. Цветы тут растили, свинарник был и аэродром. Дома барачного типа, двухэтажные, а вокруг лес стоял. Нехорошей он славой пользовался, бывало, и убивали там.
На Мироновской был электромоторный завод – передовой, военный, и Нина недолго усидела в четырёх стенах – пошла на производство, на завод имени Ивана Ивановича Лепсе, участника трех революций. Активная, бойкая, она вначале работала в цеху, затем стала счётчицей – считала готовую продукцию. А потом…
Потом началась война. Ужас первых дней, бомбёжки… Родня, у которой она жила, уехала в эвакуацию. Нина осталась.
- Что ж я, пустую квартиру караулить буду? Да не на ту напали! Я её быстренько на замок, а сама в военкомат – добровольцем на фронт проситься. Нас, девчонок, тогда много пришло – и с нашего завода, и с мясокомбината. Хорошие все, боевые, правильные. И нас отправили учиться на разведчиц. Я в группе лучшая была, мне при окончании ефрейтора присвоили. Ведь приборы, которые мы изучали, как раз на нашем заводе и делали, я с ними знакома была. С марта 1942 по май 1945 – в строю! С Большой Волги, с битвы за Москву, и до самой Германии…
Некоторые думают: ах, она разведчица, по немецким тылам ходила,  секретную информацию добывала… Могла б подтвердить – да-да, конечно! Но мне от папы главный завет достался – на всю жизнь его сберегла и по нему по сей день живу: лучше неприглядная правда, чем красивая ложь… И я честно отвечаю – не та это разведка, что в фильмах про шпионов показана, а авиационная. Наше дело было тихое, но ответственное – мы были приданы к зенитной батарее и слушали небо. Чей самолет летит? Свой или чужой? Как далеко и как высоко? И не дай Бог прослушать или ошибиться – ответственность-то какая! Ведь было дело – своего сбили! Он вовремя условный сигнал не подал, вот и попал под наш огонь… Хорошо хоть, летчик выжил, нет на моей совести страшного груза, невинно загубленной души! Но как же мы с девчонками тогда плакали!
Но хоть лазать по тылам и бегать с пулеметом Нине не пришлось, а всё ж фронтовая жизнь – не сахар… Ни днем, ни ночью минутки спокойной нет. Спали в землянках, на нарах, в полной одежде. И, бывало, только глаза закроешь: «Подъём! Тревога!» - снова налет. И бегут, спешат девчонки на свои посты, нести свою незаметную, но такую необходимую службу.
Всё-таки не место женщине на войне. До сих пор Нина Николаевна вспоминает, как перед отправкой в часть ей отрезали косу. По уставу коса не положена, да и весь разговор!  А какая коса была… Нет, конечно, кто спорит – попробуй-ка в военно-полевых условиях за этой красотищей поухаживай, помой, посуши, да еще насекомых на свою неуставную шевелюру не нацепляй… Но все равно – ужасно жалко.


- У нас на батарее почти весь личный состав с Украины был. Мужики вокруг крепкие, хозяйственные, деловые. И нам, девчонкам, ни в чем спуску не давали – в строгости держали. Чуть что – воротничок не подшит, ремень болтается – и изволь, два наряда вне очереди, иди, картошку чисти! Но я, откровенно, думаю, что строгость – не так уж и плохо.  Сейчас кругом посмотришь – экие девки распустёхи, никакого понятия о самоуважении, о порядке – что в быту, что в личной жизни. А потом ахают и охают – как же так, семья не сложилась, не любят, не уважают, мужа нет, а ребенка нагуляла… Ах я, бедная, несчастная! Гулять-то головы не надо. А ты сумей так жизнь построить, чтобы в чистоте себя соблюсти. Даже и на фронте! Я как на войну ушла, так и вернулась – девушкой. И в 30 лет девушкой замуж выходила. Может, потому и живу долго – порядок он всему на пользу, что душе, что телу.  
Кстати, до сих пор помню – именно порядком мне Германия понравилась. Я ведь до Германии дошла со своей батареей. Чисто у них там, аккуратно. Хоть только что бои были – а народ первым делом и без всякой начальственной понуки выходит подметать, убирать, дороги в порядок приводить. Эх, нам бы так…
Кончилась война, Нина вернулась на родной завод. И работала, и в профкоме активистом была, и по партийной линии дел всегда много.


Партбилет она и по сей день хранит. Тогда коллектив в жизни человека очень много значил. И все будни вместе проводили, и праздники: профком автобус заказывает, и поехали то на экскурсию, то на демонстрацию. Так она и с будущим мужем Анатолием познакомилась – от завода была поездка на Красную площадь, а там он ходил, на Кремлевские звезды любовался… Откровенно, трудно было его не заметить – два метра одиннадцать сантиметров рост, фронтовик, офицер, красавец… Ну и поженились. А там и сынок родился… Казалось бы, живи и радуйся…
- И мужа уж давно нет на этом свете,  но с его потерей хоть смириться можно – возраст, никто не вечен. А вот сына до слез жалко – красивый, умный, и работу интересную имел, уж ему-то пожить кто мешал? Да видно, характера не хватило пить он начал. По авиационным частям ездил, оборудование на самолетах проверял, а там спирта – хоть в нем купайся. Вначале стопочку, потом стаканчик, потом жена ушла, а потом инсульт с ним случился. Семь лет лежал, сама за ним ходила, никто не помогал. До сих пор в его комнате всё так, как при нем было, словно он тут, рядом. Внук есть, конечно, да только он далеко, когда наведается… Хорошо, люди в нашем доме не равнодушные, «шефствуют» надо мной, то один заглянет, то другой – не бросают. И Совет Ветеранов не забывает. Я ж там до 85 лет работала! Впрочем, я сама себя во всем обслуживаю, готовлю, убираю, лекарствами не злоупотребляю и двигаться стараюсь побольше.  Вон, палочка в углу стоит – так это на всякий случай. Но я себе сказала – пока ноги держат, нечего за всякие подпорки цепляться. Гулять каждый день хожу, да не в халате – слежу, чтоб платье было приличное. И пальто у меня белое есть, и шляпка. И в парикмахерскую зайти тоже не пропускаю.
Так считаю – нельзя давать себе раскисать. Послабления всякие – они с малого начинаются. Ах, утром вставать не хочется! А ты себя заставь! И встать, и одеться, и причесаться. Тогда и помирать стыдно – поглядишь на себя в зеркало: нет, нельзя! Ты ж бодрая еще!


Так и идет по жизни Нина Николаевна Евдокимова. И в 90 лет – прямая, резкая, категоричная, всем интересующаяся и обо всем имеющая своё мнение. Характер поистине железный.
Почетная грамота за трудовые успехи, 1949 год.
Хотелось пожелать ей дожить до ста. А потом подумалось: предыдущему папе Римскому вот так пожелал кто-то, мол, «живите до ста лет, дорогой человек!» А он благожелательно ответил: «Не надо ограничивать милость Божию!»
И правильно ответил, не надо.