"Путевой Дневник - Моя земля" глава 20

п. Ильинский - Старая фотография

Налюбовавшись парком, вдохнув воздух родины предков, мы отравились в Ильинский краеведческий музей.


Музей вполне логично расположился в здании бывшего правления Строгановской ваотчины. И его можно смело назвать «Строгановский музей».
Это замечательное здание приписывают не менее замечательному архитектору Андрею Никифоровичу Воронихину (1759 – 1814), автору Казанского собооа, Горного института в Санкт-Петербурге, пос троек в Павловске и Петергофе. Примечательно то, что Воронихин обучался в иконописной мастерской в Ильинском.

Сразу за дверью встречает широкая деревянная лестница. И вот уже в который раз, заходя в какое-то здание,связанное с историей моего рода, я переживаю неповторимое чувство: в эту дверь, по этой лестнице, по этим комнатам ходил мой дед, прадед, прапрадед или бабушка. Возможно, где-то здесь, в одной из комнат стоял рабочий стол… Это чувство порождает какой-то особый настрой душе.

Братец сообщил мне, что хочет передать музею семейную реликвию – фото августа 1882 года, где снята почти вся семья Петра Михайловича Субботина, нашего общего прапрадеда.
С этой фотографии началось наше знакомство с братом Валерием Львовичем Москальковым, и на ней я впервые увидела своих предков и мою родню:


Рядом с моим пра-прадедом Петром Михайловичем Субботиным сидит с младенцем на руках пра-прабабушка, Алесандра Петровна, урождённая Воронина (дочь служителя Строгановых). Младенец – Мария, которую пра-прабабушка, надо сказать , родила в 47 лет, раннем детском возрасти, умерла. Как записано в метрических книгах: «Объелась гороху» . Я так понимаю, что это не единственный умерший ребёнок в этом семействе.

По левую руку от пра-прабабушки сидит невестка (моя прабабушка) , Афанасия Егоровна, урождённая Мокрушина (1857 – после 1924 г.). Она только-только родила мою бабушку Марию Фёдоровну, её нет на фото.

За спиной стоит мой прадед – Субботтин Фёдор Петрович, который рано уйдёт из жизни в июне 1885 года в один день со своим 5-ти месячным сыном Георгием от тифозной горячки. Афанасия Егоровна так до конца своих дней останется вдовой.

Слева направо стоят:
Семён Петрович, ставший в последствии священником, которого в 1938 году репрессировали, и , уже в очень почтенном возрасте, отправили в ГУЛАГ в Каргополе. Там он отморозил руки, заработал гангрену и скончался. Репрессировали по доносу нерадивых руководителей колхоза, которые таким образом хотели прикрыть хотя бы часть своих промахов, обвинив в потраве посевов «не пролетарскую козу» бывшего священника. А самого Семёна Петровича обвинили в подрывной деятельности среди односельчан, так как он ратовал за восстановление церкви.
Тётушки и сёстры, с которыми мы встретились в Перми, как раз являются потомками Семёна Петровича Субботина.

Рядом с Фёдором Петровичем, стоит его старшая сестра Александра, которая не вышла замуж и не имела детей.

Далее стоит Михаил, который в последствии продолжит династию учителей и служителей Субботиных. Его потомки нам известны, живут в Перми. С ними общается Валерий Москальков. Но мне встретиться с этой роднёй не удалось.

Рядом стоит Ольга с заплаканным лицом, потому что её обрили наголо из-за тифа, и повели в таком виде фотографироваться. Ольга Петровна Субботина в замужестве Смородская, как раз является прабабушкой братца моего Валерия Москалькова. И именно ей на 10-летие свадьбы подарит моя бабушка хрустальную пепельничку, о которой я писала в самом начале своего «Путевого Дневника»

Я написала, что на фотографии «почти» всё семейство Петра Михайловича Субботина.
«Почти» - потому, что сын Александр в пятнадцать лет, поссорился с отцом и пешком отправился на вольную самостоятельную жизнь в Пермь.

Александр Петрович прошёл весьма примечательный путь. Вел самостоятельную жизнь,работал посудомоем на пароходах, грузчиком, посыльным, позднее выучился на счетовода. Служил кассиром в 1907 году в Полазне на заводе. Во время налета банды Александра Лбова на заводскую кассу был ранен в руку, от чего стал инвалидом. Домашние его называли "Милый Сан":


Первая реакция на решение Валерия отдать семейную реликвию в Ильинский музей, вызвала у меня бурю эмоций. Думаю, что вы меня поймёте – расстаться с такой ценностью. Но Валерий вполне разумно аргументировал тем, что в музее, возможно, смогут сохранить это фото. Оно такое древнее, что рассыпается и просто пропадёт в семейном архиве. А ещё братец шепнул, что , чтобы у музея что-то попросить и дали, надо что-то им дать.

Вот в таком наивном заблуждении мы и вошли в кабинет директора музея.
Сижу и сомневаюсь, стоит ли рассказывать мои впечатления от общения с работником музея?