Баб-Лена Там чудеса, там кот в кастрюле…

Из цикла *Записки палеопсихолога*. Баб-Лена Там чудеса, там кот в кастрюле…

Быличка

Калитка Баб-Лениного двора сразу бросалась в глаза своей кособочистостью, будто передразнивала горбатенькую хозяйку. Держалась она не известно на чём, и пронзительно протяжно скрипела ржавым басом.

Пройти дальше небольшой утоптанной площадки возле калитки было невозможно.

Весь двор напоминал рыболовную сеть, которую кто-то впопыхах кинул на месиво земляной грязи.
«Сеть» оказалась птичьим полигоном, со множеством отпечатков куриных, утиных, гусиных, цесарочьих и индюшачьих лапок. И только углубления тропинок, протоптанных огромными сапогами Баб-Лены, от кормушек, до сарая, и от сарая до дверей дома, приминали, будто грузом, это земляное покрывало.

По всему этому художественному великолепию, почти невесомо, лениво вышагивало разноцветное чудо. За маскировочным покровом рыже-бело-чёрных пятен, сразу было и не разглядеть кота.
Где уж он «прикупил» себе такой потрясающий наряд, сказать трудно, потому, как, в ближайшей сельской округе водилось исключительно полосато-серое кошачье племя.

Кот со знанием дела, обошёл подворье, без всякого удовольствия лизнул пару раз мутной водицы из погнутой алюминиевой плошки и одним броском взлетел на самодельный стол.

Баб-Лена тем временем хлопотала, собирая угощение для городских гостей.

Кот деловито обошёл и обнюхал всю снедь, выставленную на столе. С презрением фыркнув на людскую пищу, томно очертил три раза «забор» вокруг пустой крохотной кастрюльки по центру стола и с удовольствием свернулся в ней калачиком….

- Баб-Лен! Кот на столе!- завопила городская братия.

- Ну, дык и чё всполошилися-то? У него тута лежанка у кастрюльке. Он тута усю жизть отдыхаить… А вы садитися, ребятки, садитися, угощайтися, милыя…

Баб-Лена смахнула ладошкой остатки еды и, не глядя, кинула пригоршню поверх головы Анны. Николавна от неожиданности пригнулась и обернулась.

Колченогая скамья, на которой сидели городские гости, притулилась к стволу большого дерева. Вернее, это было уже не дерево, а только огромный раздвоенный ствол. В развилине ствола, прямо над головами ребят, пристроился дощатый ящик из-под овощей.
За ощерившейся сломанной дощечкой ящика показалась морда странного существа. Одно ухо торчало, как антенка, строго вверх – мол, я бдю, так и знайте! Второе - висело плакучим ивовым листом. Две бусины глаз смотрели на кончик носа, излучая беспредельную доброту и преданность ВСЕМ! Кончик же носа беспрестанно двигался то налево, то направо, будто заставлял седые усы, в три волосины, отплясывать «Тимоню».
Пёс, привычным кивком слёту заглотнул угощение Баб-Лены и умиротворённо погрузился в дрёму, однако, не опуская бдительного уха… Кличка «Марсик», видимо, была дана для поддержания боевого духа добродушного пса. Но домашнее «…сик» полностью сводило на нет грозную силу прозвища.

- Николавна, подь сюды, чё скажу – кликнула Баб-Лена. Подхватила ощутимые объёмы Анны и подтолкнула в дом.

По Крохотной комнатушке, горделиво расхаживал огненный петух. Из-за печки доносилось гнусавое ворчанье индюка. На скамье примостился белёсый козлёнок. Повсюду торчали «букетики» из разноцветных перьев.
Что-то завораживающее было в этом стремлении украсить жилище.
Тяга хозяйки к красоте ощущалась повсюду. На притолоке печи лежала замызганная, кружевная салфеточка. Между стёклами окошка тускнели старые ёлочные игрушки на серых сугробах ваты.

- А и впрямь, избушка на курьих ножках… - улыбнулась своей нежданной мысли Анна.

- Слухай сюды, Николавна! Бяда у мене стряслася! Ты ж, я слыхала, дохтур? Ты ж мене посоветуй, може е уже тако лекарство, шоб ринтацу менять?! – С надеждой прошептала в ухо Николавны Баб-Лена.

- Шо поменять?- в унисон ей, изумилась Анна, невольно переходя на местный говор.

- Ну, ринтацу вылечить…- повторила Баб-Лена и со смущением преданно заглянула в глаза Николавны.

- Ориентацию? Кому?- изумилась Анна.

- Ну, дык, понимашь, гусыня у мене ни в каку на яйцах сидеть не стала. Я ж и пожалела гусёнка, подложила яйцо под курицу. А он теперя женилку вырастил, и гонятся по всему двору за курями! Петуху покоя не даси! Тах-то, тах-то… - облегчёненно выдохнула баба-Лена, будто избавилась от страшной постыдной тайны. – Помоги, Николавна!

- Баб-Лен, лекарства пока такого не изобрели. А Вы Богу предоставьте это дело. Он же знает, шо делает. Може он решил от тах-то нову породу вывести «куро-гусь»?- Анна поперхнулась задавленным смехом, - Нет тута на Вас греха-то, а у гусёнка-то воспитание куриное. Тут же надо психологию менять! Он же не знает, что он гусь! Вы его закройте на недельку к гусыням, он и забудет про курочек. Они ж, мужики-то с памятью короткой. Женилка-то у них быстро найдёт применение в любых условиях.

Баб-Лена погрузилась в свои мысли, пытаясь осознать всё, сказанное Николавной.
И вынесла свой вердикт:
- А и, правда, от гусаков и курей цыплят не быват. Надоть яво к гусыням в загон спровадить!

Анна представила предстоящие страдания гусака, когда его выдворят из курятника, и радость открытия новых объектов обожания – гусынь. Едва сдерживаемый хохот, волнами раскатился по упитанному телу.

Удовлетворённая, принятым решением, Баб-Лена, радостно подхватила несколько пучков перьев и с приплясом бросилась во двор.

- От эт табе, Сирожа подарочек,- выдохнула с восхищением Баб-Лена, засовывая куст оранжево-синего петушиного хвоста за ленточку Серёгиной шляпы. Видно, Серёга ей точно глянулся своей броской «петушиной» красотой.

- А эт табе, шо спивашь больно гарно, тах-то - заключила бабунька с удовольствием, и посадила букетик остроконечных чёрных перьев, неясного происхождения, в карман рубахи Яра.

- Надо же,- подумала Анна, - какое точное попадание в характеры ребят. Это «вороново крыло», как нельзя лучше подходило к «хищному» носу Ярослава и его острым, глубоко посаженным глазам.

- Баб-Лен, а мне какие пёрышки подойдут? – с тайной надеждой не понятно на что, вероятно, на красоту, задала провокационный вопрос Николавна.

- А табе, деувка, в самый раз от эти, - заключила Баб-Лена, втыкая в волосы Анны плотно связанный пучок пёстрых пёрышек.

- А почему эти?- разочарованно спросила Анна, видимо, рассчитывая на более лестное объяснение.

- Дык, в самый раз! Ты ж - цесарочка! Мясистая, кругленькая, плотненькая, и цыплят от табе уж не дождёсси! – вынесла приговор Баб-Лена и удовлетворённо сложила руки на груди, оглядывая плоды своего творчества.


Всю дорогу домой парни ржали, тыкая Анну пальцами в мясистые бока:
- Не, Яр, я парень изнеженный, мне вырезочку, а тебе филейную часть – она как раз для хЫчников!

- Ых! Цесарочка ты наша - псиса пёстрокрылая!
Ых! Общиплем и зажарим, кости в поле закопаем! – разнеслась над селом, под звон балалайки Яра, удалая нескладушка.
********
6-7 декабря 2011 г.(с. Крупец – Москва) Рось