Деревня 2005

Уехали в деревню.


Подружка Оля.
У нашей почтальонши, горбатенькой Нины, снимала дачу моя как бы подружка Оля Соколова с бабушкой. Оля была истеричной, взбалмошной и деспотичной, третировала бабушку, бабушка от неё плакала. Избаловали они её совместно с мамой. Глуховатая мама растила её одна и безумно любила. Именно с этой Олей я поздним вечером – самое соблазнительное время для прогулок – гуляла: вылезала в окно и шла к её дому и стучала в окошко – будила. Однажды никак не могла разбудить и стала кидать в фортку камешки. Попала в стенку, где стояла бабушкина кровать, едва не разбудила бабушку. Бабушка спросонок что-то говорила, вроде «что такое, что ты встала…», но закончилось все хорошо. Прошло время, бабушка уснула, и Оля вылезла.
Разве можно было устоять и спать, когда вдоль по деревне с гитарой ходили девчата и парни, и парни во всю глотку орали дворовые песенки, которые казались чудными, таинственными и соблазняли не меньше, чем желание нарушить запреты и выйти на волю.
Но пару раз мы накалывались, и она, и я.
Однажды я не дождалась, когда бабушка уснула крепко и захрапела погромче, так не терпелось, вылезла из-под одеяла. Обычно жуткий храп не давал спать, и я всячески дергала и теребила бабушку, и повторяла без устали: «Ба, не храпи! Ба, не храпи! Ба, не храпи…» Но теперь я терпеливо ждала, когда она захрапит – это значило, что уснула!
И вот накидываю на ночнушку старое коротковатое и маловатое детское пальтишко, из-под которого рубашка висит аж на полметра, набиваю карманы пряниками и крадусь к двери, стараясь не вызвать скрипа половиц. Но старые щербатые половицы не соглашаются и скрипят, едва я прикасаюсь к железной гнутой трубке, являющейся ручкой двери нашего «гномичьего» жилища. Бабушка вскакивает, как Ванька-встанька: «Лена, ты что, ты чего?» Я от страха приседаю: «Я на горшок…»
Бабушка ощупывает меня, и в страхе нащупывает пальто, пряники в карманах. Её ужасу нет предела, но он быстро сменяется подозрением и негодованием. «Ты куда???»
Короче, меня с позором возвращают и закрывают дверь на ключ. Вечер испорчен. Нам с Ольгой уже не ходить, подобно двум сбрендившим привидениям, по деревне в старых коротких пальтишках, из-под которых вылезают ночнушки.
А ведь мечтается побывать в компании мальчишек, но как себя вести – мы еще не знаем. Тем более, я влюблена в одного, Колю, черноволосого и светлоглазого, кажется, даже зеленоглазого, который мне кажется невероятно красивым и вообще необыкновенным. Мы подходили к клубу в своих нелепых одеяниях, и вдруг ребята с Колей во главе берут нас в кружок. Надо сказать, что похабства и грубости не было, ребята вели себя пристойно, просто и они не знали, как это – ухаживать за москвичками в деревне. Кружок начал сужаться – мы, как две перепуганные дуры, рвались из него, продирались сквозь руки. А когда прорвались – перевели дух и пошли прочь. Нас не догоняли, а мы втайне жалели, что бежим прочь от такого волнующего проявления интереса к нашим персонам…

15 июля 2005.
Конечно, уехали не полвосьмого (только сели завтракать, и Свету засадили, а то она, как всегда, натощак - ей некогда), и потому, конечно, ругались.
Грибов, конечно, нет. Пока. 2 старых белых, 1 молодой, 2 моховичка и горстка лисичек. За черникой нас посылали в Барский. Но мы, конечно, пошли в Черневский. Черника, наверное, вся в глубине – с края и поблизости вся изуродована варварскими чесалками – стоят голые ветки. Но мужественно собирал чернику только Вася-подвижник – в пластм.ведерко (набрал половину черники и ирги вперемежку). Мы сначала заглянули в иргушник и наелись ирги, потом ели по краям дороги спелую сладкую землянику! Дошли до развилки на Соколовку и далее – до лисичкового места, там Света находила отдельные лисички, но пора было уже гнать домой. То есть, назад.
В лесу много змеек, но Света говорит, что это медянка – безногая ящерица. На одну я чуть не наступила, и по дороге много давленых.

Потом Галя накормила вкусным борщом и рисом с нашими сосисками, потом пошли купаться к мосту. Идем привычным тропинком к тому берегу, где заросли крапивы и бешеного огурца, а нам с реки кричат: «Осторожно, в траве могут быть змеи! Хороший спуск – с другой стороны!» И мы пошли обратно. Ребятня, видимо, весь день на реке полощется. Вода (в сравнении с прошлым годом) – восторг! Тёплая по-настоящему! Даже Свету уговорила залезть. Кайф! Супер! Только Ксюха куксилась, раздражалась и психовала, и швырялась фотоаппаратом (потом мне говорит: «Я, видимо, вам день испортила!» А что ответить? Ну, есть такое дело, что ж теперь? Больше не делай так, вот и все!)
Потом сводила Свету на дальний конец села – к колонке, она потащилась и чуть не искупалась там! На омуте тоже полно купающихся. А на другом берегу (где пляж), между лесом и рекой, строят хоромины!! Мы были в шоке! Долбанные деньги и долбанная цивилизация! А Вася – лох!
Комаров почти нет, зато нещадно жрали слепни и оводы. Тем не менее, в ходьбе удавалось обойтись без репеллента (все в волдырях, но ничего не чесалось!!). Света ваще взяла с собой шляпу с противомоскитной сеткой, и была похожа на таежника или пчеловода. Хоть встали рано, и пеклово, но весь день готова была бегать, прыгать и орать.


Коля после автокатастрофы сильно похудел, лицо превратилось в застывшую маску, не улыбается, не шутит, больше молчит – сильнейший шок, говорят, может по полгода рассасываться. Для такого веселого добродушного человека это ужасно. Причем виновата машина – управление отказало, и потом всю партию отозвали.
У Гали замечательная плетистая роза – гроздья мелких ярко-розовых розочек (Света, конечно, запала и просила, но Галя отказала). И клематисы. А вот пол-огорода пустует. Ксюха все умоляла меня попроситься приехать, но я на неё сердилась, и она сама попросилась… (потом я ей сказала – ты сможешь жить тут? Я сама от Колиного вида в шоке). Галя сказала – только спать негде, горница теперь Настина, там одна кровать, телик и видак, обои и линолеум. На крыльце тоже одна кровать (может, Колина). Катя нас узнала, мурлыкала, за столом клянчила – сидела рядом со мной и лапку на стол клала. Пришлось её дважды угостить сосиской – ела. А Раису мне не дали фотать. Говорят, боятся примет. Её кастрировали, т.к. слишком плодовитая оказалась, завалила котятами ( а котилась ведь не в доме, а в полях). Этакое белое фарфоровое изваяние с красивыми светло-желтыми (Катиными) глазами.