Поэтический синтаксис

Синтаксисом называется учение о сочетании слов в связные выражения.
........................................................................
Синтаксисом мы все практически владеем, и никто не скажет, например: «Я иду купить двум фунтам хлеба», вместо «два фунта хлеба». Но есть синтаксис повседневной речи и синтаксис художественный или поэтический. Художественный синтаксис стремится само сочетание слов сделать выразительным. Здесь идет дело не только о правильности согласования слов, но и о том, чтобы каждое слово было поставлено на наивыгоднейшее место, чтобы порядок слов не был случайным, - «как скажется», но обдуманным.
Прежде всего принимается во внимание расстановка слов. От расстановки часто зависит и самый смысл связного выражения, то-есть предложения. Например: «сколько стоит эта вещь?» - «пять рублей». «Сколько стоит эта вещь?» - «рублей пять». Здесь в первом случае дается вполне точный ответ, во втором – приблизительный, колеблющийся. Есть случаи, когда неверная расстановка слов искажает смысл. Например: «я увидел домик индейца, который был очень красив». Здесь слова расставлены так, что выходит будто индеец был очень красив, а не домик. Следовало сказать: «я увидел принадлежащий индейцу домик, который был очень красив». Возьмём такую фразу: «Казаки сегодня будут переправляться через реку». Ей может быть придано пять разных смыслов: 1) именно казаки, а не пехотинцы будут и т.д.; 2) казаки именно сегодня, а не завтра будут переправляться, и т.д.; 3) казаки именно будут переправляться, а не переправляются уже; 4) казаки будут именно переправляться а не переходить по мосту; 5) казаки будут переправляться именно через реку, а не через болото. В разговоре мы определим каждый из этих смыслов при помощи интонации, ударив голосом именно на то слово, которое надо выделить. Но в письменном виде интонацию воспроизвести трудно. Правда, можно выделить ударяемое слово, подчеркнув его, или набрав в книге особым шрифтом, но это будет механическое, мертвое выделение. Настоящим же художественным выделением будет постановка нужного слова на нужном же месте. Желая придать фразе первый смысл, мы скажем: «сегодня через реку будут переправляться казаки». Желая придать второй смысл, мы скажем: «казаки через реку переправляться будут сегодня»; придавая четвертый смысл, мы расставим слова так: «через реку сегодня казаки будут переправляться». Придавая пятый смысл, скажем: «переправляться казаки сегодня будут через реку». Придать фразе третий смысл перестановкой - затруднительно, если мы скажем: «переправляться через реку казаки сегодня будут», то здесь подчеркивается не столько будущее время, сколько неизбежность, решенность события. И третий смысл создается путем прибавления слова: «сегодня казаки только будут переправляться через реку». А фраза в первоначальном строении не выделяет никакого слова и говорит только о самом факте – она нейтральна и невыразительна. Указать вполне точные правила размещения слов едва ли возможно, тем более что фразы бывают очень обширными и, следовательно, в них возможно очень большое количество перестановок.
В русском языке порядок слов во фразе вообще довольно свободный. Можно сказать: «я хочу купить табаку», или «табаку я хочу купить», или «я хочу табаку купить». Во всех этих случаях смысл один: подчеркивается слово «табак». Но мы чувствуем, что первое построение – привычное, естественное. Такая же фраза «хочу табаку купить я», - дает ощущение нарушения естественного порядка слов, некоторой натянутости. Перестановка слов, меняющая естественный порядок слов, называется инверсией. Но так как сам привычный порядок довольно свободен, то инверсия не всегда бывает ярко выраженной. Так, например, наша вторая и третья фразы едва ли могут считаться инвертированными, но четвертая: «хочу табаку купить я», явно содержит инверсию. Инверсия, сама по себе, служит освежения синтаксиса, придает ему заостренный характер, в отличие от стершегося, привычного синтаксиса разговорной речи и широко применяется в художественном слове. Но есть инверсии, искажающие смысл или просто уродливые. Например, «в могучем как перо огне», вместо: «как перо в могучем огне»; здесь искажается смысл: получается будто огонь могуч, как перо. «Корабль как ярых волн среди», вместо: «как корабль среди ярых волн»; эта инверсия слишком резка и потому безобразна.
Привычный порядок слов не всегда был одним и тем же, - подобно самим словам он старел, видоизменялся и обновлялся. Таким образом, наряду с архаизмами словесными, есть и синтаксический архаизмы, которыми часто пользуются для того, чтобы создать впечатление старины, приводя, например, в рассказе старинный документ, или заставляя говорить очень старого человека. Сличим отрывок старинной речи с его пересказом нынешними словами и нынешним синтаксисом.
«Прежде войны на греков, спросил Олег волхвов, отчего ему конец жизни приключится. Ответ дали, что от любимого своего коня умрет. Для того положил он никогда на него не садиться, ниже к себе приводить, но поставить и кормить на особливом месте. Возвратясь из Греции по четырех летах, во время осени, об оном вспомнил. Призвал старейшину конюхов, и жив ли оный конь, спросил».
Теперь этот отрывок, принадлежащий Ломоносову, был передан так.
«Перед войной с греками, Олег спросил у волхвов, какова будет причина его смерти. Волхвы ответили, что он умрет из-за своего любимого коня. Во избежание этого Олег решил никогда на него не садиться и даже не приближаться к нему, но велел все-таки держать его в определенном месте и кормить. Через 4 года, возвратясь из Греции, как-то осенью, Олег о нем вспомнил, позвал старшего конюха и спросил, жив ли конь».
Мы видим, что здесь совсем иная расстановка слов, и целый ряд архаизмов как чисто словесных, так и в словосочетаниях, - заменен современными оборотами. Синтаксис различных общественных групп различен так же, как различен словарь. Священник, привыкший к языку духовных книг, будет употреблять старинные обороты, чиновник, просидевший много лет, над казенными бумагами, будет выражаться сухим и запутанным слогом, громоздя одно придаточное предложение на другое. Синтаксис кооператора или уездного врача, которым всю жизнь некогда, и, которым нужно говорить «дело», - будет прост, энергичен, ясен. И так далее, – синтаксис получает социальную окраску, не всегда отчетливую; и писатель, заставляя своих действующих лиц говорить, пользуется этой социальной окраской.
Синтаксические построения чрезвычайно многообразны, и было бы бесполезно пытаться описать их все. Мы укажем только на некоторые: рассмотрим сперва те построения, те фигуры, которые применяются внутри предложения.
Иногда те или иные члены предложения пропускаются, подразумеваются. Например: «шлюпку на воду и вперед». В полном виде это предложение было бы: «шлюпку спустили на воду и поплыли вперед». Ясно чувствуется, что предложение в первом виде звучит гораздо энергичнее. Такая фигура называется элипсис или опущение. Ей соответствует обратная фигура, удвоение, при которой один и тот же член повторяется: «и долго, дого помнить буду». При повторении выразительность удвоенного слова усиливается. Иногда удвоение захватывает не одно слово, а целое выражение; тогда, обыкновенно, вводят, во избежание однообразия, инверсию, например: «слышу, слышу шаг твой нежный, шаг твой слышу за собой». Часто применяется фигура перечисления: «рабочий, крестьянин, интеллигент охвачены одной мыслью»; «забыл войну, потомство, трон». Синтаксической выразительности эта фигура не имеет, и применяется для того, чтобы создать в конце перечисления напряжение голоса, которое дает возможность отчетливо интонировать следующие заключительные слова, например: «забыв войну, потомство, трон, один, один о милом сыне в унынье горьком думал он». Иногда перечисление строится пачками; тогда либо «пачки» противопоставляются друг другу, либо противопоставление идет внутри пачек, например: «моря и реки, горы и леса», или «рабочий и фабрикант, крестьянин и помещик». Если перечисление идет так, что каждое следующее слово в каком-то отношении сильнее предыдущего, то мы и получаем фигуру нарастания, или градации. «Каждый нож, каждая сабля, каждое ружьё, каждая пушка, должны быть двинуты на защиту свободы». Градация дает резкое усиление выразительности. Обратное расположение дает обыкновенно комическое впечатление: «он убил, ограбил, поджог, обманул и проживал по чужому документу». Но иногда внешняя деградация на само деле является градацией. Скажем, «каждая пушка, каждое ружьё, каждая сабля, каждый нож должны быть двинуты на защиту свободы». Пушки, обыкновенно, не стоят без дела, ружей может быть излишек в складах, сабли часто служат украшением стен, нож найдётся в каждом доме, - и мы получаем в действительности градацию – не только специально боевые орудия, но и все, что может служить оружием, должно быть двинуто на войну; не только войска, но и штатские граждане, должны стать бойцами. Из этого примера видно, что нередко синтаксические фигуры могут производить впечатление более сложное и глубокое, чем кажется на первый взгляд.
Из фигур, образуемых отдельными предложениями, отметим следующие. В двух или большем количестве предложений, идущих под ряд, члены их расположены одинаково, например: «Бледнеет синяя мгла, восходит яркое солнце, «начинается новый день». Или в нескольких смежных предложениях при сходном порядке слов проводится уподобление одного явления другому; например: «Уж как пал туман на сине море, а злодей-тоска в ретиво сердце. Не сойти туману с синя моря, не выйти тоске из сердца вон». Эта фигура называется параллелизмом. Её значения построены одинаково с предыдущими, усваиваются сознанием с большой лёгкость; во-вторых, в том что одинаковое построение влечет за собой и подобную интонацию, чем достигается размеренность речи. Конечно, было бы ошибкой насыщать параллелизмом целые страницы: это привело бы к чрезмерному однообразию речи, но время от времени, в концах или началах отрывков, в тех местах где высказывается нечто важное для данной части повествования, параллелизм применяется с успехом. Разновидностью параллелизма является хиазм, фигура, при которой второе предложение строится в обратной последовательности частей. Например, «небеса пылают, и алеют воды»; здесь, в первом предложении сначала идет подлежащее, потом сказуемое, во втором – наоборот. Хиазм очень выразителен, когда замыкает несколько чистых параллелизмов. Иногда встречается смысловой хиазм, при котором становится обратным соотношение значений, например: «О, бездна тайны. О, тайна бездны». Смысловой хиазм чрезвычайно заостряет мысль. Очень удачно применил его Карл Маркс, назвав свое сочинение, направленное против книги Прудона «Философия нищеты» - №Нищета философии». Широкое применение имеют фигуры – анафора и эпифора, или единоначатие и единоокончание. При анафоре начала нескольких смежных предложений – одинаковы. При эпифоре одинаковыми будут концы предложений. Пример анафоры: «Целый день я брожу по берегу моря, целый день я гляжу на окна старинного дома; целый день из этих окон струятся тоскливые звуки скрипки». Пример эпифоры: «Я закрою глаза, пред моим мысленным взором встает суровый рабочий. Я касаюсь рукою книги, стола, стакана, и вспоминаю, что к ним прикасался рабочий. Я гляжу на плакаты и знамена, и на них золотом и алой краской сверкает то же суровое слово: рабочий». Соединение анафоры и эпифоры носит название анаэпифоры. Значение анафоры в том, что она, облегчая восприятие начала предложения, подчеркивает различие дальнейших частей; поэтому эти последние строятся так, чтобы из предложения в предложение в них высказывались все более и более сильные мысли или указывались все более важные обстоятельства, то-есть, чтобы вторые части предложений давали градацию. Значение эпифоры в том, что она как бы подводит итог тому, что высказывается в начальных частях предложений, и этот итог, всё время повторяясь, возрастает в силе. Кроме этого смыслового значения анафора и эпифора выравнивают интонацию и служат более равномерному расчленению речи, делая её ощутимо размеренной. Иногда словосочетание, стоящее в конце одного предложения, стоит и в начале следующего; такая фигура называется стыком. Если ряд предложений соединен стыками, то такое построение носит название лестницы. Например: «в гневе он затопал ногами по снегу; затопав по снегу, он поскользнулся; поскользнувшись, он уронил с головы шапку; уронив шапку, он пришел в окончательную ярость». Лестничное построение придает речи торжественность и плавность. В данном примере «лестница» дает впечатление комического, потому что торжественный строй речи не соответствует мелко-бытовому содержанию. Выше мы несколько раз указывали, что употребление не к месту того или другого приема, вызывает комическое впечатление; иногда такое неуместное применение производится намеренно; в таком случае прием называется пародическим. В приведенном примере дана пародия лестничного строя.
Чрезвычайно важной стороной синтаксического строя является интонация. Каждое предложение обладает своей интонацией, своим голосовым выражением, и эта интонация, выделяя важные по смыслу слова, облегчает понимание речи. Так как интонация – естественна, то-есть сама собой вытекает из данного предложения, - то перед писателем стоит задача приладить интонацию отдельных предложений так, чтобы переход от одной интонации к другой совершался легко. Возьмём любое предложение: «Войско, отступив, облегло весь город и от нечего делать занялось опустошением окрестностей, выжигая окружные деревни, скирды неубранного хлеба и напуская табуны коней на нивы, еще нетронутые серпом, где, как нарочно, колосья тучные колосья, плод урожая необыкновенного, щедро в эту пору земледельцев всех наградившего». Прочтя оба предложения вслух, мы ясно услышим, что интонация различна, и что во втором случае она тяжелее, угловатее. Рассмотрим последние предложения: «плод необыкновенного урожая, наградившего в эту пору всех земледельцев», и «плод урожая необыкновенного, щедро в эту пору земледельцев всех наградившего». В первом случае голос идет, повышаясь на слове «урожая», затем, понизившись снова, подымается на слове «щедро», и последние два слова произносятся с понижением голоса; всего, значит, два взлета и заключительное понижение. Во втором случае голосовым взлетом выделяются те же слова, но, так как они стоят в начале предложений, мы получаем только нисхождение голоса во втором предложении очень продолжительное. Течение интонации получается более однообразным и утомительным. Слух писателя должен быть очень чуток, и многие писатели, прежде чем записать сложенную фразу, произносят её вслух, чтобы не ошибиться в интонации. Разрабатывая интонацию, следует иметь в виду основную окраску речи. Если речь приподнятая, взволнованная, торжественная, - у неё одна интонация; если речь бытовая, обыденная, – интонация у неё другая. Сличим: «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои» и «Иван Иваныч выпил рюмку водки, закусил соленым грибком и с жадностью стал хлебать щи». Первую фразу мы произносим мерно, плавно, даже слегка нараспев; вторую – простым разговорным тоном; интонация напевной речи требует гораздо большей сложности.
Относясь уже к озвучанию речи, хотя и будучи тесно связана с синтаксическим строем, интонация подводит нас еще к одной стороне поэтического материала: к звуку слова. Организация звуков называется эвфонией и проводится в двух направлениях: организация звуков по их природе – фоника, и организация звуков по их качеству – ритмика.