А вот другая история. Тоже печальная.
Другой бы рассказал историю в третьем лице, как бы не о себе, а о знакомом, чтобы позорный факт биографии переложить на плечи инкогнито. Но я, дурочка, пишу в первом лице... Впрочем, так пишутся многие рассказы. А фотографии... фотографии ведь можно позаимствовать в Сети, верно?
Итак.
"Участок в 6 соток с уникальным ландшафтным дизайном. Который не могу показать: во времена живой хозяйки я о нем не знала, а узнала лишь после её смерти…
Хозяйка работала ландшафтным дизайнером, и создала шесть своих соток как изысканный и профессиональный ландшафтный сад, причем привозила из поездок, командировок множество интересных видовых растений. Еще в те времена, когда они не были модны и не культивировались. Участок и со стороны выглядел необычно, как таинственные джунгли без единого пятачка голой земли, с многоярусным переплетением ветвей, теней, бликов… Создать ландшафтный сад на 6 сотках – непросто, свободы мало, да и деревья разрастаются, тесня клумбы.
Принцип сада таков. Когда вся поверхность покрыта камнями с плетением почвопокровных растений, сорняку трудно туда пробиться, он угнетён, и как ни странно, растения в правильном содружестве меньше болеют. То есть практически не болеют, воздействуя друг на друга фитонцидами.
История некрасивая, апофеоз захапничества и жадности, которых не избежали и мы с подругой, фанаткой растительного мира, хорошо знакомой с хозяйкой участка, одинокой пожилой женщиной. Так случилось, что…
Подружка пошла к ней весной за почвопокровными растениями,
например, этим (который теперь не знает, как окоротить)
...желая создать похожий ландшафтный сад. Калитка не заперта… Зашла – никого нет. На участке – словно все перепахано. Например, лужайка посреди участка – будто клад искали. На этой лужайке и был клад: собрание рано цветущих, весенних цветов, клубневых и эфемероидов в том числе. (Например, ятрышники, которые в лесах давно стали редкостью).
Оказалось, хозяйка умерла. Вот сад и начали разворовывать, предположительно – боковые соседи. Моя подруга впала в уныние и тревогу, даже в панику: «Разворуют все ценное, а потом придет новый хозяин – и под бульдозер… Кому какое дело до диковинок со всех концов России, если теперь все это можно приобрести на садовой ярмарке, почти в любом садовом центре?»
Пришла ко мне: «Надо спасать то, что еще можно спасти! Идём в сад за растениями, только поздно вечером, когда все вернутся с работы, чтобы соседи не видели». Поддалась. Казалось – романтично, и спасать надо! А на деле выходило глупо и гадко.
Вечер. Мы шли. Сначала беззаботно, потом крадучись. На улице никого нет. Подруга разматывает проволоку (замок взломан давно и не нами), мы входим, снова заматываем за собой проволоку и крадемся далее, с мешками за спиной, как завзятые домушницы. На ощупь – сад не знаком мне, и почти стемнело.
Оказалось, что сад представлял собой в некотором роде единый рокарий. Камни выстилали некоторые участки, и растения выглядывали из щелей, расползались и вдруг выскакивали неожиданно в другом месте, не разбегаясь мощной порослью, а образуя одинокие свечки. Некоторые «свечки» были жутко колючими. Это было так изысканно, утонченно и необычно. Подруга говорит, что поначалу, когда у хозяйки были силы, камни играли роль ограничителей. Но растения продолжали жить своей жизнью, а силы хозяйки иссякали. Для кого-то ограничитель срабатывал, для кого-то – за столько-то лет – не срабатывал. Потому мы и натыкались на каждом шагу и при каждом копке на камень.
Она знала этот участок, я – нет. Она говорила мне, где что должно расти. Что-то я определяла на ощупь (герань, например, или ирис – в сумерках я практически не вижу, да уже и до нас повыдирали почти все).
Пробираться по некоторым тропкам можно было только ползком или сильно пригнувшись. Деревья – и культурные, яблони, и декоративные, - давно сомкнулись кронами, а где-то что-то таинственное оплетало их и свисало низко. Можно было пожалеть, что ты не обезьяна, а еще больше пожалеть, что не ясный день.
Потом настал тёмный осенний вечер. Над головой зажглись яркие звезды, на соседнем участке вдоль дорожки зажглись фонарики (те самые, модные, на солнечных батарейках). Мы словно были окружены огнями Св. Эльма в болоте ночи. И только слышно было, как смачно и звучно шлепаются яблоки на камни и на траву. Мы сидели так на камнях, ждали, когда затихнут машины, слушали странные ночные звуки, и воображали, что мы в реальных джунглях. Фантастика.
Итак, у меня оказалась понтийская полынь,
василисник
потом я докупила василисник Делавея – изящное эфемерное растение, которое украденный - обычный василисник - забивает, у него высоченная стрела с мелкими и редкими сиреневыми цветками-колокольчиками, фотографировать сложно
У подруги другая разновидность василисника Делавея, с невзрачными желто-зелеными цветочками... Хорош как растение второго плана.
герань.
Уже цвела прелестная благородная печеночница – целый кустик, который я даже разделила.
В этом году зацвел затесавшийся в деленке красивый ирис, решила его оттуда не извлекать.
Подружка говорит, что были махровые печеночницы, голубая и розовая, но их давно выкопали.
Жив седум,
а лилию-саранку подружке подарили, и я выпросила луковицу, первый год цвела.
Большой радостью было увидеть у подружке расползшуюся розовую хелоне!!! Которую я вымолила.
Разные хризантемы, вот эта, например, моя нежная и вожделенная, буду выпрашивать:
И эта, желтенькая, зимующая
Да подружка сейчас, наверное, уже и не помнит точно всего, что художница ей успела подарить.
У подружки тоже понтийская полынь - в саду она там и сям выглядывала из-за камней, значит, хорошо расползается. И еще одна полынь досталась - разновидность полыни Людовика, совершенно серебряная, с весьма широкими долями листа. И разбегается же она!
И понтийка, и Людовика за зиму расползлись так, что увидев это безобразие, мы просто за голову схватились. Нам пришлось откапывать и окорачивать (мои растут теперь в ведрах, а подруга выпалывает и сокрушается, что ржавые ведра повыбрасывала).
Есть у неё корешок каприфоли, анемона, лилейник, ирисы, очитки, флоксы, голубой эригерон,
и даже хоста Ундулата медиовариегата... И еще множество других растений, частью подаренных, частью взятых.
Есть даже бересклет, который первоначально был заявлен как хоуттюйния, она показала мне стебелек и спросила, что это может быть? «Хоуттюйния!» – уверенно ответила я. А она не возразила. Оказалось, что это бересклет. Гы на мою убеленную голову.
Смешная вышла история с бересклетом.
Хоуттюйнию раз увидела на ярмарке, спросила – что за диковина? Мне ответили – вьющееся. Хоуттюйния была подвязана к вертикальной палочке. Нашла информацию, оказалось, эта хоуттюйния стелется и нехило расползается, если не сделать подземный ограничитель роста, любит воду – в родных пенатах растет и заплетается по берегам рек и даже по мелководью. Позднее увидела сердцелистную, подружка её очень захотела, купила ей.
А бересклетный черенок с корнями она мне даже подарила. Я его первоначально под слив пристроила как хоуттюйнию! И он вроде бы даже не возражал. Головой в сторону дома повернулся.
Думала – хоуттюйния стремится к воде поближе, а это бересклет заползти на стенку хочет. Чушь какая-то. Пришлось пересаживать. Теперь ломаю голову, куда пристроить, ведь стелющийся кустарник!
Можете себе представить, как я жалела, что не познакомилась с художницей ранее и не побывала в её волшебном саду живьём, при свете дня и на законном, гостевом основании!!! Вот это был бы репортаж! И тогда могла бы что-то попросить…
Впрочем, я не жалею, что побывала там под покровом ночи. Жалею, что не пошла налегке…"