Этим летом (если его можно так назвать) мои бородатые гвоздики были ошеломляюще прекрасны! А какой аромат витал!
.............................................................
Возможно, ты побила бы рекорды
Сочетаньем красочных нюансов.
Ты вне моды, но всегда на пике моды,
И вкруг тебя всегда кружатся танцы.
Здесь бабочки себе создали ложе
Любви, и вволю мельтешат.
И крылья тонкие звенят,
И веет сладкий аромат,
И самки на готических путан похожи.
Жуки спешат зарыться и забыться,
Нектаром вволю насладиться,
Пыльцы наесться до отвала,
И чтоб хозяйка не мешала
Застыть в экстазе единения.
А я совсем иного мнения.
Взыграла ревность: прочь с моих цветов!
Пошли, пошли, иначе пожалеете!
Мне жалко нежных лепестков,
Страшилища из самых жутких снов,
В моих цветах елозить как вы смеете?
Гоню щелчком. Ну, а потрепанных путан
Хватаю грубо за их тонкий стан.
Потом… К чему подробности, друзья?
Об этом говорить нельзя.
Плодить прожорливое племя
Желания я не имею.
Привлеченные разноцветьем, яркостью и ароматами, гвоздики кишмя кишели зелеными жуками-хрустиками и бабочками-боярышницами.
Страшное зло и напасть
В бальных крыльях черно-белой масти
Беззаботно порхает с цветка на цветок,
Пьёт его сок,
Собирает пыльцу и нектар –
Божий дар.
Чёрное тельце и фата слюдяная ажурная
Невероятной фактуры.
Черное и белое сливаются
В совершенный и плавный узор,
Светятся на солнце и переливаются,
Прозрачней тончайшей материи,
Нежнее призрачной феерии.
И при этом узор ярок и чёток.
Рисунок на крыльях ангела или черта?
Он гармоничный и строго геометрический.
Видимо, два эти цвета в одном существе символичны.
Мне кричат – это страшный вредитель,
Он родитель, и их приплод громаден,
Ему по плечу и мелочь, и громадины -
Поражает розоцветные и сгрызает их начисто,
Мочи его, этакого нечистого!
Видишь – самка лежит, и самец танцует на ней!
Бей!
Но.
Откуда же снежный цвет, цвет чистоты и невинности,
Такой нежный, такой шелковистый,
Холодно-белый и льдистый…
Она еще не успела погрязнуть в провинностях.
Что означает её иероглиф или клинопись?
Откуда у нас ненависть?
Она в готическом подвенечном. Вся черно-белая.
Проклятая или святая?
Почему я медлю сжать ладонь?
Почему слышу её огонь,
Её страсть и боль? Ведь она неразумна,
Она не бывает грустна, весела или безумна.
Андроидам не снятся электроовцы.
У них другие танцы.
Совершенный природный биомех.
Типа того, что на модной татуировке.
Моё колебание вызывает раздраженье и смех.
Дави же, дави, ну? Где же твоя сноровка?
А я разжимаю ладонь: лети!
Твои по крови давно в пути.
Быть может, в иных мирах вы не только прекрасны –
Вы разумны. И убийства напрасны…
Лети же, расправляй свои бальные крылья,
Ковыльные…
Одной яблоней меньше. Двумя крыльями больше.
На заре, а не в золе.
А вокруг шумит ливень, прибивая её к земле.
Оторвите ей крылья, распните её –
Она не сможет летать, она не сможет мечтать.
Но она будет размышлять о смысле жизни,
И из этого, может быть,
что-то получится.
А эта оболочка, которую я на себя примерила, принадлежит гусеницам сказочных и прекрасных махаонов!!! Они питались на моем укропе. Жаль, я не могла сразу распознать их - на даче интернета нет, и погубила двух красавиц, выбросив с укропа на другой заброшенный участок, для них голодный.
Толстое зеленое чудо в полосках черных,
Огрызается вяло, лениво на веточках тонких.
Тугая, как барабан, и податливая, как резина,
Скажешь ли ты, что это – дитя-балерина?
Её женихи остались в прошлом похмелье,
Женихи будут искать её в будущем без промедленья.
Ей мир подарили зеленый с одной только целью.
Инфанта лета, что видит она пред собой?
Не знает она в богоданном обличье любви иной,
Чем есть и есть свои яства в усладе укропной.
Но нынче стала она и замерла, дойдя до предела.
Засыпает. Оцепеневает в нирване сонной.
Что это - смерть ли ненасытного толстого тела?
Теперь она только внутренним токам внемлет.
Я сбила сон её. Оторвала от предпочтённого стебля.
Прости. Я постараюсь больше не тронуть.
Не нарушить сокровенных струн обертоны.
Перерожденье интимно, как любовный азарт на лицах.
Но я хочу видеть, как чудо осуществится.
Человек не умеет летать.
Зато чертовски хорошо умеет ползать.
Кем он мечтает стать –
Искренне, безо всякой позы?
Задумался ли о метаморфозе?
Что ждет нас после оцепенения смертного сна?
Довольно ль наелись мы в этой жизни лихих впечатлений?
Какие крылья вырастут, когда новая грянет весна?
Или продолжим ползать, поедая растения?