Мера

Мера

В нашем украинском селе население было довольно однородным. Только одна русская женщина с Алтая, моя учительница, вышедшая замуж за местного парня, и две еврейки, историю которых я не знаю. Мера Борисовна (полагаю, что Мира, но в у нас в селе ее называли Мерой) и ее мама Ида Моисеевна жили обособленно, и были в глазах сельчан странными, как бы не от мира сего. И говорили всегда на русском языке. Что характерно, их всегда называли по имени-отчеству, а не как принято на селе в ласкательно-вульгарном стиле. Мера Борисовна, сколько себя помню, работала сельским почтальоном – поштаркой. У нее была парализована рука, но она многие годы таскала тяжеленную (тогда еще читали газеты и журналы, и писали письма) почтовую сумку, бодро передвигаясь от двора к двору, немного прихрамывая. Типично еврейское лицо, густо обрамленное черными с проседью вьющимися волосами, плохо сдерживаемые обычным деревенским платком, низенькая, полноватая, очень энергичная и некрасивая. Но было в ней нечто такое, что едва она появлялась у ворот, мы оставляли свои дела, даже неотложные, и спешили к ней просто перемолвиться словечком, чтобы получить заряд позитива. Говорила она с акцентом, похожим на одесский. Иногда бабушка ее угощала нашими вкусностями. Мера Борисовна не отказывалась, садилась за стол, при этом не снимая своей сумки, как будто она была ее нераздельной частью, чинно и аккуратно ела с тарелочки одной рукой, не забывая обмениваться с моей бабушкой колкостями, склонностью к которой последняя тоже обладала.

Как-то раз, в те времена, когда стала входить в моду хна иранская со всеми вытекающими из нее последствиями, бабушкина невестка решила укрепить ее седеющие волосы экзотическим снадобьем. В результате на голове бабушки появился аналог усов Ипполита Матвеевича, только в рыжем варианте. Бабушка срочно рассорилась с невесткой, заподозрив ее в провокации, плохо спала, и во сне молилась «Богородице Дево…».

На другой день от ворот послышался зычный, чуть картавящий голос Меры Борисовны: Тимофеевна, пенсию тебе принесла. Бабушка выбежала навстречу к ней, забыв о мерах предосторожности. Мера Борисовна, завидев выбившуюся из-под бабушкиного платка рыжую прядь волос, взвизгнула, как будто села на горячее: «Тимофеевна, ты что, покрасилась?!! Ты сошла с ума!» И закатилась хохотом, а вместе с ней и ее почтальонская сумка. Бабушка, смущаясь, убрала свои рыжины под платочный козырек, и лукаво щурясь, отшутилась: «Мера, иди геть… придумаешь же такое».

Я очень любила посещения нашего дома Мерой Борисовной. Она мне казалась представителем незримой терра инкогнита, хотя в ней самой не было ничего необычного. Это было еще в те времена, когда между людьми еще была МЕРА.